— О да! И с каждой минутой он разгорается все ярче. Дэрмот подумал, понимает ли Илза, как она прекрасна, как соблазнительна и чувственна? То, как она забралась на кровать, каждое движение ее сильного, стройного тела — во всем этом таилось скрытое приглашение и обещание неземного блаженства. За ней было очень приятно наблюдать. Он посмотрел в ее лицо, увидел озаряющую ее губы озорную и в то же время соблазнительную улыбку, огонь в ее глазах, и страсть в его жилах воспарила на небывалую высоту. Ее длинные волосы плавными волнами струились вниз, делая ее еще более грациозной. Она очаровала и покорила его, и Дэрмот знал, что это должно было бы его беспокоить. Но он не испытывал тревоги. Вместо этого он расслабился, с наслаждением ощущая на своем теле ее маленькие руки, упиваясь теплом ее влажного рта, мягкостью языка и прохладной нежностью ее волос, ласкавших его обнаженную кожу. Илза медленно, дюйм за дюймом, поднималась вверх по его ногам.

Когда она начала играть своим умелым язычком с его мужским естеством, Дэрмота охватила сладостная дрожь. Когда же ее горячий рот сомкнулся вокруг его восставшего жезла, Дэрмот приподнялся на локте и откинул в сторону ее волосы. Ему хотелось видеть то, как она дарит ему наслаждение, так же ясно, как и чувствовать этот ее бесценный дар. Дэрмот старался взять себя в руки, чтобы подольше насладиться этими неземными ощущениями, но очень скоро он почувствовал, что ему нестерпимо хочется оказаться внутри ее. Он сел, подхватил Илзу под руки и усадил ее на себя верхом. Хотя он не сделал ничего, чтобы подготовить жену, но, войдя в ее горячее лоно, он понял, что она уже ожидает его. Это лишний раз доказало, что дарить наслаждение ему означало для нее и самой получать наслаждение. Она ловко и жадно двигалась на нем, и Дэрмот задрожал и полностью отдался охватившей их страсти.

Илза стряхнула с себя дремоту и только тогда почувствовала внезапно охвативший ее стыд. Вернуться из сладкого забытья и обнаружить себя распростертой на кровати, в объятиях Дэрмота было не так уж и странно. Но когда Илза вспомнила, как вела себя несколько минут назад, она покраснела. Такое развратное поведение вряд ли поможет ей добиться доверия этого подозрительного и настороженного мужчины, особенно после того, как он уже был женат на распутной и порочной Анабель. Илза высвободилась из его объятий, а затем посмотрела ему в лицо. Дэрмот смотрел на нее, нахмурив брови.

— Ты делала это очень хорошо, — проговорил он. «Иногда, — подумала Илза, — не так уж и здорово, когда ты оказываешься права». А вслух спросила:

— Что? Двигалась?

— Ты знаешь, о чем я.

— Боюсь, это действительно так. — Она перегнулась через него и подняла с пола свою ночную рубашку. Натянув ее на голову, Илза продолжила: — Хочешь, я скажу, о чем ты думаешь? Тебе интересно знать, со сколькими мужчинами я этим занималась. Иначе я бы не смогла делать с тобой то же, что ты делал со мной. О нет! Это было бы слишком просто. Нет, тут должно быть что-то еще. Тут определенно какая-то ловушка, но я почему-то никак не могу понять, какая именно. — Она поднялась с кровати и зашла за ширму. — А раз ты не орал от боли и не истекал кровью, значит, я все делала правильно.

Дэрмот чуть не задохнулся, сдерживая рвущийся наружу смех. Илза была не на шутку разъярена. Дэрмот сомневался, что она понимает хотя бы половину из того, о чем говорит. А если бы поняла — то пришла бы в ужас.

Она долго еще ворчала. И Дэрмот подумал, что, наверное, это и к счастью, что он не слышит из сказанного ею ни слова, а не то либо рассмеялся бы, либо разозлился. У нее были все причины злиться, ведь его замечание было жестоким и грубым. Но Дэрмоту очень нравилось слушать эту ее гневную тираду. Когда же она вышла из-за ширмы и направилась к двери, все его веселье как ветром сдуло.

— Куда ты? — требовательно спросил он, подумав, что ему уже надоело задавать этот вопрос.

— В комнату в другом конце коридора, — ответила она. — Здесь я не останусь, потому что…

Дэрмот вдруг оказался рядом с ней, и Илза взвизгнула от неожиданности. Он подхватил ее на руки и отнес обратно на кровать. Прежде чем она успела открыть рот и возмущенно запротестовать, он упал на простыню, уложив ее рядом с собой, и накрыл их обоих покрывалом.

— Твое место здесь! — заявил он, устраивая ее поудобнее на своей руке так, чтобы ее нежная спина тесно прижималась к его животу.

— Ты сбиваешь меня с толку, — пожаловалась Илза. — Сначала заманиваешь к себе, а потом бьешь прямо в челюсть.

— Если тебя это сбивает с толку, то представь, каково иногда приходится мне.

Илза вздохнула, сознавая, что он прав. Дэрмот был достаточно умным, чтобы понимать, что временами его поведение кажется несколько странным, и его чувства, слова и действия очень часто противоречат друг другу. Тот, у кого в памяти такие большие провалы, не может быть ни в чем уверен, а уж тем более не решится доверять другой женщине. Некоторые воспоминания уже вернулись к нему, но все же еще много чего оставалось для Дэрмота в тени, и думать об этом было ему неприятно. Это, конечно, не извиняет его жестоких слов, но Илза подозревала, что Дэрмот, сделав сейчас это признание, таким способом извинился перед ней, а значит, смирил свою гордыню и, может быть, даже частично освободился от подозрительности.

— Ты пытаешься сыграть на моем сочувствии? — спросила она.

— А это поможет тебе снять рубашку?

— Нет. Если я не могу уйти, чтобы немного позлиться, тогда я буду лежать здесь в рубашке.

— Справедливо. — Дэрмот поцеловал ее в макушку и решил сейчас больше не спорить. Илза спит очень крепко, так что у него еще будет возможность снять с нее рубашку позже, когда она уснет.

— Яд?

Маргарет посмотрела на стоящего перед ней мужчину.

— Да, яд.

— И что мне с ним делать?

Она хотела было сказать ему «выпить!», но с трудом сдержала рвущиеся наружу слова. Чтобы немного успокоиться, она начала мерить шагами комнату. Маргарет бросила взгляд на узкую кровать, на которой только что обслужила это отродье. Ощущение острых соломинок, втыкающихся ей в спину, и обжигающего нежную кожу шерстяного покрывала все еще было слишком острым. Ей хотелось уйти отсюда, вернуться в дом своих кузенов и смыть запах этого человека со своего тела. Глубоко вздохнув, чтобы хоть как-то успокоиться и обуздать ярость, которая уже почти не поддавалась контролю, она повернулась к любовнику.

— Подле!! его ей в еду или питье.

— Но я ей не прислуживаю.

— Подожди, пока она займется каким-нибудь делом. А тогда принеси ей выпить вина или, может, что-нибудь поесть. Скажи, что ее муж велел принести.

— Это может сработать. Но почему именно она? Я думал, вы хотите смерти самому лэрду.

— Так и есть. Но это еще не все. Возможно, если умрет вторая его жена, его назовут убийцей и повесят. Такой вариант, конечно, не очень удовлетворит меня, но сойдет и этот. А если это не сработает, он ведь снова станет вдовцом, и я смогу выйти за него замуж. А тогда я сама смогу заниматься всем тем, что планировала до того, как появилась эта рыжеволосая шлюшка со своими уродцами.

— Я совсем не уверен, что у вас это получится. Говорят, его память начинает возвращаться.

— Значит, тебе следует преуспеть в своем деле, чтобы я смогла поскорее снова сблизиться с лэрдом. Мы же не хотим, чтобы он опять отправился в Мьюирлейден, правда? Если к нему вернется память, мы с тобой окажемся в большо-ой беде.

Глава 14

Илза сморщилась и потерла ноющую спину. Она приступила к изучению записей Анабель еще на рассвете, а сейчас уже было далеко за поддень. Единственной минуткой отдыха было кормление Сирнака, и Илза провела ее в детской среди малышей. Она очень устала, и ее охватило уныние. После прочитанных записей у Илзы появилось ощущение, будто кто-то ее поколотил.

Фрейзер говорила, что Анабель имела беспокойный характер. Это определение было слишком мягким для описания женщины, которую Илза узнала, читая ее дневники. Если в жизни Анабель и были минуты, когда она не страдала от испепеляющего гнева и ненависти, то к тому времени, как она начала вести дневник, эти минуты давно закончились. Каждого, о ком Анабель писала, она презрительно осмеивала.